анимашкимишки teddy bearsаватарыаватарыаватарыаватарыаватарыаватарыаватарыаватарыаватарыаватарыаватарыаватарыаватарыанимашкиаватарыаватарыаватарыаватарыаватарымишки teddy bearsвоздушные шарики

ВЕСЕЛЫЙ ОГОНЕК

Объявление

мишки teddy bears

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » ВЕСЕЛЫЙ ОГОНЕК » ПОЭЗИЯ НА ОГОНЬКЕ » Денис Давыдов - поэт "Пушкинской плеяды", генерал-лейтенант, партизан


Денис Давыдов - поэт "Пушкинской плеяды", генерал-лейтенант, партизан

Сообщений 11 страница 20 из 26

11

ЭЛЕГИЯ VI

О ты, смущенная присутствием моим,
Спокойся: я бегу в пределы отдаленны!-
Пусть избранный тобой вкушает дни блаженны,
        Пока судьбой храним.
Но, ах! не мысли ты, чтоб новые восторги
И спутник счастливый твоих весенних дней
Изгладили меня из памяти твоей!..
О нет! есть суд небес, и справедливы боги!
Душевны радости, делимые со мной,
Воспоминания протекших упований
И сладкие часы забвенья и мечтаний,
И я, я сам явлюсь тревожить твой покой!
Но уж не в виде том, как в дни мои счастливы,
    Когда - смущенный, торопливый -
Я плакал без укор, без гнева угрожал
И за вину твою - любовник боязливый -
Себе у ног твоих прощения искал!
Нет, нет! явлюсь опять, но как посланник мщенья,
        Но как каратель преступленья,
Свиреп, неумолим везде перед тобой:
И среди общества блистательного круга,
И средь семьи твоей, где ты цветешь душой,
В уединении, в объятиях супруга,
        Везде, везде в твоих очах
Грозящим призраком, с упреком на устах!
Но нет!.. О, гнев меня к упрекам не принудит:
Чья мертвая душа тобой оживлена,
Тот благости твои век, век не позабудет!
    Его богам молитва лишь одна:
    "Да будет счастлива она!.."-
Но вряд ли счастие твоим уделом будет!

1816

Примечания
Обращено к Елизавете Антоновне Злотницкой (1800—1864), на которой поэт собирался жениться. Вольный перевод элегии Парни.

0

12

ЭЛЕГИЯ VII

Нет! полно пробегать с улыбкою любви
Перстами легкими цевницу золотую;
Пускай другой поет и радости свои,
И жизни счастливой подругу дорогую...
        Я одинок,- как цвет степей,
Когда, колеблемый грозой освирепелой,
Он клонится к земле главой осиротелой
        И блекнет средь цветущих дней!
О боги, мне ль сносить измену надлежало!
    Как я любил!- В те красные лета,
Когда к рассеянью всё сердце увлекало,
        Везде одна мечта,
    Одно желание меня одушевляло,
Всё чувство бытия лишь ей принадлежало!
О Лиза! сколько раз на Марсовых полях,
Среди грозы боев я, презирая страх,
        С воспламененною душою
        Тебя, как бога, призывал
            И в пыл сраженья мчал
    Крылатые полки железною стеною!..
        Кто понуждал меня, скажи,
От жизни радостной на жадну смерть стремиться?
    Одно, одно мечтание души,
Что славы луч моей на милой отразится,
Что, может быть, венок, приобретенный мной
    В боях мечом нетерпеливым,
    Покроет лавром горделивым
Чело стыдливое подруги молодой!
Не я ли, вдохновен, касался струн согласных
И пел прекрасную!.. Еще Москва полна
    Моих, в стихах, восторгов страстных;
И если ты еще толпой окружена
    Соперниц, завистью смущенных,
И милых юношей, любовью упоенных,-
Неблагодарная! не мне ль одолжена
Ты торжеством своим?.. Пусть пламень пожирает,
Пусть шумная волна навеки поглощает
Стихи, которыми я Лизу прославлял!..
Но нет! Изменницу весь мир давно узнал,-
Бессмертие ее уделом остается:
Забудут, что покой я ею потерял,
И до конца веков, средь плесков и похвал,
    Неверной имя пронесется!

    А я?- Мой жребий пасть в боях
    Мечом победы пораженным;
И, может быть, врагом влеченным на полях,
Чертить кремнистый путь челом окровавленным...
    Так! Я паду в стране чужой,
Далеко родины, изгнанником невинным:
Никто не окропит холодный труп слезой...
И разбросает ветр мой прах с песком пустынным!

1817

Примечания
Обращено к Елизавете Антоновне Злотницкой (1800—1864), на которой поэт собирался жениться.

0

13

ЭЛЕГИЯ VIII

О пощади!- Зачем волшебство ласк и слов,
   Зачем сей взгляд, зачем сей вздох глубокий,
   Зачем скользит небережно покров
     С плеч белых и груди высокой?
   О пощади! Я гибну без того,
     Я замираю, я немею
При легком шорохе прихода твоего;
Я, звуку слов твоих внимая, цепенею...
     Но ты вошла - и дрожь любви,
И смерть, и жизнь, и бешенство желанья
     Бегут по вспыхнувшей крови,
     И разрывается дыханье!
     С тобой летят, летят часы,
Язык безмолвствует... одни мечты и грезы,
И мука сладкая, и восхищенья слезы -
     И взор впился в твои красы,
Как жадная пчела в листок весенней розы!

1817

0

14

ЭЛЕГИЯ IX

Два раза я вам руку жал;
Два раза молча вы любовию вздохнули...
И девственный огонь ланиты пробежал,
И в пламенной слезе ресницы потонули!
Неужто я любим? Мой друг, мой юный друг,
     О, усмири последним увереньем
          Еще колеблемый сомненьем
          Мой пылкий, беспокойный дух!
Скажи, что сердца ты познала цену мною,
Что первого к любви биения его
Я был виновником!.. Не надо ничего -
Ни рая ни земли! Мой рай найду с тобою.
А что  . . . . . . . . . . любим . . .
Погибните навек мечты предрассуждений
          И ты, причина заблуждений,
Чад упоительный и славы и побед!
В уединении спокойный домосед
И мирный семьянин, не постыжусь порою
Поднять смиренный плуг солдатскою рукою,
Иль, поселян в кругу, в день летний, золотой
Взмахнуть среди лугов железною косой.
Но с кем сравню себя, как, в поле утомленный,
Я возвращусь под кров, дубами осененный,
Увижу юную подругу пред собой
С плодами зрелыми, с водою ключевой
И с соком пенистым донского винограда.
Когда вечерние часы - трудов отрада
На ложе радости . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Я часто говорю, печальный, сам с собою:
О, сбудется ль когда мечтаемое мною?
Иль я определен в мятежной жизни сей
Не слышать отзыва нигде душе моей!

1817

Примечания
Незавершенное стихотворение.

0

15

1811-го ГОДУ

Толстой молчит! — неужто пьян?
Неужто вновь закуролесил?
Нет, мой любезный грубиян
Туза бы Дризену отвесил.
Давно б о Дризене читал:
И битый исключен из списков —
Так видно, он не получал
Толстого ловких зубочистков.
Так видно, мой Толстой не пьян
. . . . . . . . . . . . . . . .

1811

0

16

25 ОКТЯБРЯ

Я не ропщу. Я вознесен судьбою
Превыше всех!- Я счастлив! Я любим!
Приветливость даруется тобою
   Соперникам моим...
Но теплота души, но все, что так люблю я
    С тобой наедине...
Но девственность живого поцелуя...
    Не им, а мне!

1835 (?)

0

17

За какие басни попал в опалу Денис Давыдов?

http://s008.radikal.ru/i303/1103/e7/36efa5e74be5.jpg

Денис Давыдов – единственный русский поэт, говоря о котором необязательно называть имя, достаточно сказать – «поэт-партизан». В русской поэзии его имя стоит особняком. Хотя его поэтическое наследие вмещается всего лишь в тонкую книжечку, но он стал основателем нового направления в поэзии. Его считали своим учителем Пушкин и многие поэты, которые, несомненно, были выше его поэтическим даром. Его стихи в списках ходили по России и заучивались наизусть. Лубки с его изображением можно было встретить в России буквально повсюду – от крестьянской избы до знатного дома. Но был в его творчестве период, который он сам впоследствии не очень-то любил вспоминать.

Военная карьера Дениса Давыдова началась в 1801 году, когда он был зачислен эстандарт-юнкером в гвардейский кавалергардский полк. Однако в кавалергардах Давыдов пробыл недолго. Молодой гвардеец с детства отличался независимым характером и был острым на язык. А тут еще и «прорезавшееся» поэтическое дарование. Нет бы, писал любовные элегии и романсы, а он ерничал, язвил и «пускал по рукам» политические басни, в которых, мягко выражаясь, высказывал мало почтения к самодержавию и молодому императору Александру I.

Уже первая басня «Голова и Ноги» сделала имя автора скандально известным. Над головой, теперь уже самого автора, стали сгущаться тучи. Было за что. В басне он делал всем понятный намек, что монарх, плохо управляющий подданными, может от них и пострадать. Понять, кто «Голова», а кто «Ноги» – можно было с первых же строк:

Уставши бегать ежедневно
По грязи, по песку, по жесткой мостовой,
Однажды Ноги очень гневно
Разговорились с Головой:
«За что мы у тебя под властию такой,
Что целый век должны тебе одной повиноваться…»

Естественно, что Голова, как и подобает самодержцу, дает резкую отповедь справедливым упрекам:

«Молчите, дерзкие, – им Голова сказала, –
Иль силою я вас заставлю замолчать!..
Как смеете вы бунтовать,
Когда природой нам дано повелевать?»

На что автор устами Ног делает крамольный вывод:
«Коль ты имеешь право управлять,
То мы имеем право спотыкаться,
И можем иногда, споткнувшись, – как же быть, –
Твое величество об камень расшибить».

Басню переписывали, читали на дружеских офицерских пирушках и в светских салонах. Несомненно, прочитали ее и во дворце. Когда после смерти поэта и министра Державина, бывшего близким к молодому императору, разбирали его архив, нашли список басни. Давыдову «объяснили» недопустимость подобных поступков для гвардейского офицера. Несмотря на явное неодобрение со стороны власти, поэт, приобретший репутацию человека неблагонадежного и дерзкого, стал пользоваться большой популярностью в Петербурге. По молодости он был этому безумно рад, не задумываясь о последствиях.

Окрыленный успехом, Давыдов пишет вторую басню – «Река и Зеркало», в которой не просто обвиняет монарха в жестокости, но и отваживается на откровенную дерзость, восклицая: «Монарх, стыдись!». А затем еще одну – «Орлица, Турухтан и Тетерев». В образе Орлицы без труда узнавалась Екатерина II, которую гвардия боготворила, в злобном и напыщенном Турухтане (болотном петушке) – император Павел I , а в глуховатом Тетереве – молодой монарх Александр I. Басня без особой завуалированности намекала на убийство императора Павла при молчаливом попустительстве его сына, унаследовавшего престол. А закончил ее поэт призывом: «Не выбирать в цари ни злых, ни добрых петухов».

После этой басни долготерпению власти пришел конец. Если первую басню можно было списать на молодость автора, то прямое обвинение императора в причастности к отцеубийству и сравнение его с глупым тетеревом простить не могли. К счастью, вмешались влиятельные родственники, и с Давыдовым поступили на удивление мягко, его отчислили из гвардии и отправили в провинциальный Белорусский гусарский полк.

Давыдов, как водится, хорохорился, но преподанный урок твердо усвоил на всю оставшуюся жизнь. Он стал значительно осмотрительнее, и с вольномыслием, во всяком случае, в стихах, простился навсегда. Теперь в его поэзии зазвучали новые нотки: «Я рожден для службы царской…». А репутация вольнодумца, к которой со временем добавился ореол лихого гуляки-гусара и партизана, так и тянулась за ним всю жизнь, доставляя ему немало хлопот.

источник

Отредактировано Ольга-Алёнушка (2011-03-28 04:15:52)

0

18

BOUT-RIME

В любезности его неодолимый — груз,
В нем не господствуют ни соль, ни — перец,
Я верю: может быть, для немок он — француз,
         Но для француженок он — немец.

1830-е годы (?)

Примечания
Bout-rime — Буриме (франц.).

0

19

NN

Вошла - как Психея, томна и стыдлива,
Как юная пери, стройна и красива...
И шепот восторга бежит по устам,
И крестятся ведьмы, и тошно чертям!

1833

0

20

* * *

А кто он?— Француз, германец,
Франт, философ, скряга, мот,
То шаллив, как ярый кот,
То труслив, как робкий заяц;
То является томим
Чувством горестно-унылым —
То бароном легкокрылым,
То маркизом пудовым.

1830-е годы (?)

0


Вы здесь » ВЕСЕЛЫЙ ОГОНЕК » ПОЭЗИЯ НА ОГОНЬКЕ » Денис Давыдов - поэт "Пушкинской плеяды", генерал-лейтенант, партизан